Светило яркое зимнее солнце. Мир за окном — бело–синий. Солнце такое, что я не сразу рассмотрел черточку на градуснике, остановившуюся на минус 15. Хотя и без градусника было понятно, что за окнами не май, а декабрь. Снег на деревьях блестел, белье на балконе замерзло и выглядело деревянным.
Родители на работе, занятия в школе во вторую смену. Уроки еще не сделаны. Правда, сесть за них я не успел. Прибежал мой лучший друг Вовка с четвертого этажа и с порога сообщил, что мороз был вчера и сегодня, а значит, и наше озеро замерзло. И нечего заниматься ерундой (это он так про уроки выразился), а надо одеваться и шуровать на озеро! Он говорил возбужденно, голубые глаза были как декабрьское небо.
Я проглотил завтрак, не разогревая. Еще дожевывал бутерброд, когда, цокая коньками по лестнице, в квартиру ввалился Вовка и принялся меня торопить. Помог шнуровать коньки, и мы, стараясь не сильно греметь, двинулись на улицу. До озера метров четыреста. Мы ехали по улице Октябрьской и хохотали — счастливые и довольные.
Озеро встретило нас нетронутой белизной льда, припорошенного легким снегом. На этой белизне не было ни одного человеческого следа. Имелись лишь отпечатки птичьих лапок. Мы были первыми!
Коньки резали лед. Он слегка похрустывал и немного прогибался, но держал отлично. Мы покатались вдоль берега. Какие–то девчонки появились на берегу, мы еще оживленнее стали носиться и выписывать всякие зигзаги с разворотами. Девчонки смотрели на нас не без зависти, но на лед не шли. Это и подстегнуло. Мы решили поехать на ту сторону озера, к деревьям. Володька мчался впереди — ему двенадцать, а я, десятилетний, пытался не отстать. Но у меня развязался конек. Пришлось остановиться. Шнурок затянул и побежал догонять друга. Когда до него осталось шагов пятнадцать, то...
Потом он рассказывал, что услышал за спиной негромкий хруст и оглянулся. Меня не увидел.
В это время я погружался под воду. Погружался и погружался. Это неправда, что в такие моменты человек вспоминает всю свою жизнь, что все лучшее проносится перед глазами... Ничего подобного! Помню тысячи белых пузырьков воздуха, облепивших мою одежду, и странный шум, будто кто–то стучит по стене палкой. Я достиг дна и оттолкнулся. Но всплыть не смог — руки уперлись в лед. Возможно, мне повезло. Я увидел свет в зеленоватой воде. Поплыл к нему и вынырнул в том месте, где провалился. Воды нахлебался, а потому не кричал. Володька полз по льду и бросал мне свой шарф. Я схватился за шарф — и друг вытащил меня, мокрого и перепуганного, на лед.
— Родник! — радостно сообщил друг, показывая на полынью. — Надо было за мной ехать! Мог бы и потонуть, вот бы делов было.
Мы принялись смеяться и плакать. Я сидел, дрожал и ревел. Помню, что ехать самостоятельно почему–то не мог, и Володька кричал, толкал и тащил меня к берегу. Когда добрались до дома, я покрылся ледяной коркой и хрустел при малейшем движении.
— Да ты какой–то стеклянный весь! Давай помогу коньки снять... Тебя надо водкой растереть! — говорил Володька.
Он сбегал домой и вернулся с початой бутылкой водки. Та водка показалась мне ледяной.
— Холодная какая! — возмущался я.
— Из холодильника... Я кино видел, там альпиниста замерзшего водкой потерли и спасли! — возбужденно пояснял друг.
К вечеру я заболел. Подскочила температура, начался кашель. Родители ничего не поняли, но врача вызвали. В школу я не ходил аж четыре дня.
С Вовкой мы дружим и сегодня. Он хороший художник, пишет иконы для церквей и пейзажи. Иногда я вспоминаю наше детство и давний случай, как он спас меня, вытащив из ледяной воды.
Володя становится серьезным, похожим на лик строгого святого.
ladzimir@tut.by
Комментарии (0)