Лишь тот себя считать мужчиной вправе, кто грудью встал в бою навстречу смерти и навстречу славе, страх растоптав, как скользкую змею…
Не останавливайся, жизнь! Еще не кончились атаки. Я сам себе кричу: «Держись!» Зовет труба, и реют стяги…
Он уходил, не оглядываясь. Долгие проводы — лишние слезы. Виктор знал, чувствовал каждой клеточкой души: мать смотрит ему вслед, не отрывая взгляда. И шепчет молитву. Как заклинанье. Во спасение своего сына. И просит всем сердцем Бога: «Помилуй и спаси его! Защити, Великий Боже, моего мальчика от смерти. Верни мне его живым. Не изувеченным. Я одна его растила. Не сделай мою старость одинокой. Пусть мои глаза не будут мокрыми от слез, а сердце не наполнится вечной печалью до последних дней своих земных…»
Из голубых глаз Нины Михайловны, не утративших своей яркости и сквозь годы, стекали по лицу горючие соленые капельки… Ее родная сестра Ева и брат Василий старались держаться мужественно: не показывать же племяннику, как сильна их тревога за его судьбу… Да он и не разрешит им в военном городке слезное море устраивать… Это одной маме позволено кручину не скрывать.«Ах, мой сынок, на какой из чужих дорог стынет сердце твое на снегу? Я молитвой тебе помогу. Ах, неспроста так уныло сияет звезда над далекой, чужой стороной, над твоей и моею судьбой… Мне бы быть звездой, той, что над тобой. Видеть, что ты рядом, и что живой. Радоваться вместе рождению дня, хрупкую надежду в душе храня. Если снова бой — вся моя любовь устремится первой, теряя кровь. Мы уйдем от нашей с тобой войны и моей невысказанной вины…»
Виктор Михневич — военный офицер, и ему не свойственен страх. И потому известие о том, что 205 отдельная вертолетная эскадрилья воинской части 65200 направляется в Афганистан, для него не было неожиданным. Он знал, что будет летать в Афгане. Об этом шли уже разговоры. К тому моменту, когда старший лейтенант бортовой авиационный техник боевого вертолета МИ-24 в составе 205 отдельной эскадрильи пересек границу страны, что «за речкой на юге», многие его сослуживцы уже там побывали — по второму, а то и третьему разу — в чужом и незнакомом государстве, где шла война, откуда с грузом «200″ возвращались на родину «черные тюльпаны»…
Нет, он, Виктор Михневич, не испытывал страха. Жизнь научила его игнорировать, не подпускать к себе, забывать о нем напрочь в роковые минуты — страх сковывает, мешает, лишает сил, а концентрировать ум, волю и характер на другом чувстве — на упреждении гибели, выполнении поставленной боевой задачи. Ты это обязан сделать. Даже ценой своей жизни. И так каждый раз перед полетом. Как это сказал Виктор Глебов: «От боя до боя недолго — не коротко, лишь бы не вспять. А что нам терять, кроме долга? Нам нечего больше терять. Пилотки и волосы серы, но выбилась белая прядь. А что нам терять, кроме веры? Нам нечего больше терять. В короткую песню не верьте, нам вечная песня под стать. А что нам терять, кроме смерти? Нам нечего больше терять».
Их учили летать в гористой местности. И надо же такому случиться — перед самой отправкой эскадрильи в Кандагар, а именно здесь дислоцировался отряд, в котором служил Виктор Михневич, были готовы вертолеты после ремонта. Их нужно было перегнать в Афган. И эта задача выпала на 205-ю отдельную вертолетную эскадрилью. Какая радость была для Виктора Михневича, когда он узнал, что в один полк с ним, в одну эскадрилью попали его бывшие однокурсники, с которыми он учился в Ломоносовском военном авиационном техническом училище! Они знали друг друга до донышка души; они понимали друг друга с полуслова; они верили друг другу, как верит мать, что сын живой, всем надеждам вопреки… Саша Крылов, Саша Белинский, Иосиф Лещенок, Стас Долидко и он, Виктор Михневич. Эта мужская, сильная, верная, непреходящая дружба была в той чужой далекой от дома родного стране добрым и чистым светом в сердце, который согревал и придавал силы. Как писал Владимир Высоцкий: «Их восемь — нас двое, — расклад перед боем не наш, но мы будем играть! Сережа, держись! Нам не светит с тобою, но козыри надо равнять. Я этот небесный квадрат не покину — мне цифры сейчас не важны: сегодня мой друг защищает мне спину, а значит, и шансы равны. Я — «Первый!», я — «Первый!» — они под тобою! Я вышел им наперерез! Сбей пламя, уйди в облака — я прикрою! В бою не бывает чудес. И я попрошу Бога, Духа и Сына, чтоб выполнил волю мою: пусть вечно мой друг защищает мне спину, как в этом последнем бою!..»
Старший лейтенант Виктор Михневич перед вылетом на задание. Кандагар, 1987 г.
Старший лейтенант бортовой авиационный техник боевого МИ-24 Виктор Михневич знал: каждый вылет на боевое задание может стать последним. На войне, как на войне. На борт вертушки всегда поднимались трое: в составе экипажа — командир, штурман и бортовой авиационный техник Виктор Михневич. Он всегда в такие минуты думал о матери, о том, что ее молитвы, произнесенные тихо-тихо, одним только сердцем, тогда, перед расставанием, перед его вылетом в Афган, ему почему-то казались такими громкими, как набат, хотя он их не слышал, но сердце ощущало, и потому в нем жила надежда: он и на этот раз вернется из боя живым! Сегодня вернется. И завтра вернется. И послезавтра — тоже. А подниматься в небо приходилось часто. И каждый раз экипажи двух боевых машин МИ-24 выполняли одну и ту же задачу: прикрыть пару из МИ-8 — два борта, которыми они перевозили к месту боя десантников — ребят-срочников, разведчиков… Прикрыть от огня моджахедов. Прикрыть их отход. И потому над МИ-8 кружились на предельно малой высоте — 50-100 м от земли, ибо так легче было контролировать территорию, два МИ-24: десантники должны вернуться в полк живыми! Кому было это суждено. Кто уцелел от огня. Смерть была повсюду.
Боевая машина Виктора Михневича.
…Поступило задание: очередной вылет МИ-8 за группой десантников. Как всегда, два экипажа МИ-24 поднялись в небо. Для прикрытия. Казалось, ничто не предвещало беды — вертолеты возвращались на аэродром. Ведущий проходит, а в ведомый, второй, борт попадает стингер… Виктор Михневич тяжело переживал потерю друзей: это как сам сгораешь в огне ракеты. Подумалось: а как же их матери это переживут? Осознание того, что друзей больше нет в живых, разрывало душу… В такие горькие минуты ему вспоминались эти строчки Высоцкого:«Почему все не так? Вроде — все как всегда: то же небо — опять голубое… Тот же лес, тот же воздух и та же вода… Только он не вернулся из боя. Мне теперь не понять, кто же прав был из нас в наших спорах без сна и покоя. Мне не стало хватать его только сейчас, когда он не вернулся из боя. Нынче вырвалась, словно из плена, весна. По ошибке окликнул его я: «Друг, оставь покурить!» — а в ответ — тишина… Он вчера не вернулся из боя. Нам и места в землянке хватало вполне, нам и время текло — для обоих… Все теперь — одному, только кажется мне, — это я не вернулся из боя…»
…Чудом остался в живых и экипаж, в составе которого летал бортовой авиационный техник Виктор Михневич. Как всегда, МИ-24 прикрывал группу. Стратегия ведения вертолетов у пилотов такая: то вправо уходит, то влево, чтобы вероятность попадания в борт была минимальной. Но в тот день что-то пошло не так — моджахеды обстреливали вертушку из крупнокалиберного пулемета… И попали в цель. Хвостовая часть МИ-24 получила 200 пробоин, был поврежден правый стабилизатор. Но какая же живучая была боевая машина, насколько в ней сильная система управления! Получив такие тяжелые повреждения, вертолет все же дотянул до аэродрома… Всем смертям назло экипаж остался в живых. Вот и не верь в силу материнской молитвы! Он, Виктор Михневич, командир и штурман не погибли, хотя был пробит топливный бак… И впрямь: а что нам терять, кроме смерти? Нам нечего больше терять…И если бы нам сказали: «Живите еще две жизни! Мы обе бы их отдали за то, чтобы жить Отчизне…» Мне этот бой не забыть нипочем — смертью пропитан воздух. А с небо-склона бесшумным дождем падали звезды… А потом, в 50-градусную жару, бортовой авиационный техник Виктор Михневич, вдыхая испарения керосина, за несколько часов поменял пробитый топливный бак, а специалисты умело залатали полученные пробоины: завтра снова в бой!
А в далекую деревню Осовец, что в Мозырском районе, шли письма из Афгана. Получая их — такие долгожданные и тревожные весточки из чужой страны, где шла война, где погибали молодые ребята, Нина Михайловна дрожащими руками вскрывала конвертик, адресованный ей, и долго всматривалась в такой знакомый почерк… «Здравствуй, моя дорогая мама — самая лучшая в мире! Я знаю: ты очень тревожишься обо мне, не спишь ночами. Не волнуйся, моя любимая мамочка, — у меня все нормально. Твой сынок, как видишь, жив и здоров. Я по тебе очень скучаю. Береги себя. Я обязательно вернусь домой живым, ведь меня охраняет в бою твоя великая и святая материнская любовь… Твой сын Виктор». Сердце матери — зоркое сердце. Нина Михайловна знала: сын многое недоговаривает — не хочет ее расстраивать. Не может быть на войне все нормально. Там за каждым поворотом — смерть. А в воздухе — и того опасней. И она снова становилась на колени перед иконой Господа и побелевшими губами в десятый и сотый раз чуть слышно шептала: «Спаси и сохрани…»
А ее сын в это время вновь набирал высоту — улетал на боевое задание. Он ни разу за год и четыре месяца службы в Афгане не написал матери о том, что, возможно, приедет в отпуск. На недельку. Но какую — спокойную, тихую, мирную, добрую, такую долгожданную, без огня и взрывов, без гибели друзей. Без пулеметных очередей и стингеров. На недельку, дни которой целиком и полностью будут наполнены счастьем. Одним им! Не писал, потому что знал: в бою все может с ним случиться. Бортовой авиационный техник старший лейтенант Виктор Михневич на земле отвечал за подготовку вертолета и двигателя, а также контролировал работу специалистов, а в небе следил за работой систем вертолета и двигателей. Летчики выполняют свое дело — сели, запустили двигатели, улетели; они учились летать на большой высоте, на малой, на предельно малой, учились садить борт с одним выключенным двигателем — были готовы ко всем непредсказуемым случаям в условиях войны. А бортовой авиационный техник Виктор Михневич в это время следил за параметрами систем управления, и если было что-то не так, говорил командиру экипажа: «Сбавь обороты, подними давление…» МИ-24 поднимался в афганское небо, и хотя у каждого была своя задача — у командира экипажа, штурмана и бортового авиационного техника, но была и общая цель: прикрыть МИ-8, на борту которых были десантники. Разведка докладывала: по такой-то дороге, по такому-то ущелью движется караван… Его надо было уничтожить.О, мужество! Оно стальной клинок, которому вовек не притупиться; истории прекрасные страницы оно слагает из бессмертных строк. Оно украшено, оно согрето бесчисленными красками, и нет средь красок тех единственного цвета: ему неведом страха черный цвет!
Страх был действительно неведом старшему лейтенанту Виктору Михневичу, хотя смерть ходила следом. Духи постоянно обстреливали модули, в которых жили вертолетчики. В соседнем модуле ракета чудом не взорвалась — дыхание смерти почувствовали все… Но Бог спасал Виктора Михневича: значит, суждено ему домой вернуться живым! И однажды Виктору Михневичу выпала такая возможность — увидеть маму. Он получил недельку отпуска: как ждал боевой офицер этого момента! ИЛ-76 доставил воина-интернационалиста в Ташкент, а оттуда ТУ-154 — на родину, в Беларусь.
…Когда Нина Михайловна увидела на пороге сына, силы оставили ее: она побелела, обмякла и опустилась на пол. «Сынок! Мой сынок! Живой!» — только и смогла произнести. Ах, какие это были прекрасные мгновенья! Тишина вокруг была такая, что не верилось: разве такое возможно? Семь дней пролетело, как вздох: пора в бой, пора возвращаться в Афган! Виктор Михневич знал: его возвращения с нетерпением ждут другие ребята — он приедет, и кто-то следующий улетит в коротенький отпуск на родину… Нина Михайловна собрала сыну на дорожку домашней снеди: колбаски, пирожков, деревенского сала… И вновь из ее голубых глаз по лицу стекали соленые горючие капельки: ах, неспроста так упрямо твердят уста: все пройдет, и весенней порой ты вернешься, мой сын, мой герой…
Дни жизни, как кристаллы, многогранны. Мне повидать немало довелось. Все дорого: и ноющие раны, и каждый шрам, и соль пролитых слез
Виктор Михневич был готов ко всему, как человек военный: что их борт накроет стингер, что, возможно, этот день или завтрашний, или послезавтрашний — кто знает? — может стать в его жизни последним, но гибель друзей каждый раз для боевого офицера была потрясением: «только кажется мне — это я не вернулся из боя…»
АН-12 заходил на посадку. Над аэродромом стоял туман — ни зги не видать. Самолет сделал первый заход — не получилось; сделал второй, третий — не выруливает на посадку. Наконец АН-12 сел, но неудачно: подломилась правая стойка. Аэродром был огражден тройным кольцом колючей проволоки. А между кольцами — заминировано. Самолет развернуло вправо. И он попал на ограждение, на мину. Она взорвалась. Отряд Виктора Михневича стоял в самом конце летной полосы. Все бросились к борту спасать людей. И тут произошел огромнейшей силы взрыв. Вначале никто не понял, что случилось. Уже потом все узнали: в самолете находились не люди, а восемь тонн бомб. Все, кто успел добежать до самолета, погибли. Двенадцать человек. В том числе и коллега Виктора Михневича — бортовой авиационный техник-инструктор. Они вместе служили. Дружили. Как говорится, хлеба горбушку — и ту пополам. Виктора Михневича Бог спас и на этот раз: он недобежал до самолета метров триста… Жуткая картина предстала его глазам: по аэродрому были разбросаны останки человеческих тел… Он пережил такой душевный надрыв, такой стресс, что и спустя многие годы боевой офицер испытывает потрясение при воспоминании о гибели друзей. Такое не забывается никогда. Погиб и Толя Чукарев, бортовой техник-инструктор.«Я знаю — другие сведут с ними счеты, — но, по облакам скользя, взлетят наши души, как два самолета, — ведь им друг без друга нельзя…»
Продолжалась война в стране, что «за речкой на юге». Продолжались боевые полеты. МИ-24 вылетали для прикрытия МИ-8. Это были повседневные будни эскадрильи: на грани жизни и смерти. Главное — выполнить задание. Даже ставя на кон жизнь свою.
Взятые в плен душманы в караване с оружием. Кандагар, 1987 г.
…Весь личный состав за-стыл в строю. Командир эскадрильи зачитал приказ: «За успешное выполнение боевого задания, проявленные мужество и героизм наградить старшего лейтенанта Виктора Михневича орденом «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» III степени». У него подступил комок к горлу. Чеканя шаг, Виктор Михневич подошел к командиру эскадрильи: «Служу Советскому Союзу!» Герою афганской войны было 22 года. Это была первая боевая награда Виктора Михневича. Домой он вернется с орденом и двумя боевыми медалями, грамотами от благодарного афганского народа. Но это будет позже. А пока… А пока он был на войне. И хотя был приказ не брать в полеты больше бортовых авиационных техников, чтоб не допустить лишних боевых потерь, Виктор Михневич все равно поднимался на борт — тайком от командира эскадрильи. Он не мог не летать. Рискуют жизнью товарищи — он будет с ними в одной связке!
Караван душманов с оружием не прошел. Кандагар, 1987 г.
В коротких перерывах между боевыми вылетами ему вспоминалось детство. Такое далекое и такое счастливое! Виктор Михневич родился в деревне Осовец Мозырского района. Мама, Нина Михайловна, работала дояркой, отец, Иван Карпович, — рабочим в бригаде. Виктор всегда был парнем активным. Имея великолепный голос, унаследованный от матери, он с удовольствием пел. Со школьной сцены. С подмостков районных учреждений культуры. Особенно ему нравились патриотические песни. Как, например, эта:«Неба утреннего стяг, в жизни важен первый шаг. Слышишь, реют над кострами ветры яростных атак… И вновь начинается бой. И серд-цу тревожно в груди… И Ленин такой молодой, и юный Октябрь впереди…» Дома на столике аккуратными стопочками лежали его первые в жизни награды — грамоты за победы в творческих конкурсах. В Осовецкую среднюю школу дети ходили со всей округи — из семи деревень. После каждой четверти учителя выезжали в эти небольшие поселения и проводили там родительские собрания. Они проходили в сельских клубах, а после того, как серьезный разговор заканчивался, на сцену выходила так называемая группа поддержки учителей — юные участники художественной самодеятельности. Виктор Михневич радовал зал своим прекрасным баритоном. Он не раз пел на бис — здорово, одним словом, было. А еще Виктор любил спорт, особенно легкую атлетику. Парень был физоргом школы и тоже ездил на районные спортивные соревнования. Их дом расположен не далеко от озера. Зимой, бывало, поутру, едва заслышав за окном стук шайбы по льду — пацаны уже вовсю играли в хоккей, он вскакивал с постели, быстро одевался и стрелой вылетал за дверь — как же так, друзья-товарищи играют без меня… Нина Михайловна только успевала крикнуть вслед: «Поел бы сначала!» Куда там! Вот когда выбегается по льду до последних сил, тогда можно и за стол сесть. Любил сельский мальчик и уроки труда. Он с удовольствием работал на токарном, дерево- и металлообрабатывающем станках, и все в его умелых руках получалось.
— Мам, это тебе! — Виктор протянул Нине Михайловне деревянную толокушку для картофеля и скалку для раскатывания теста. — Я сам их сделал. В хозяйстве пригодится, правда, мам?
— Какой ты у меня славный, сынок, — только и сказала Нина Михайловна.
Счастливым было детство — до сих пор все помнится до мелочей.
…А затем в семью пришло великое горе — умер отец. Рано умер. В самом расцвете сил. Ему было лишь за сорок. Теперь все заботы о воспитании двух мальчишек, тогда еще школьников — старшего Виктора и младшего Владимира, — легли на Нину Михайловну. Виктору приходилось много работать физически, чтобы помочь матери содержать семью: и сено заготавливать, и огород пахать, и большое хозяйство досматривать. На подворье были и корова, и свиньи, и куры, и гуси. По этой причине — постоянной занятости по дому — Виктор мог рассчитывать в школе только на свои способности. А они у него были. Большие способности. И потому парню было достаточно послушать тему на уроке, и этого хватало, чтобы ее хорошо усвоить. А как по-другому? Времени на самостоятельную подготовку у мальчишки не было — на нем все хозяйство держалось. Он теперь, в 15 лет, заменял в доме отца.
Нина Михайловна, не имея ни одного класса образования — так сложилось в ее судьбе, была человеком мудрым. Своих сыновей она любила вселенской любовью: пусть кто попробует их обидеть — мало не покажется! Даже если это обычная мальчишечья потасовка, где нет побежденных и победителей. Она не брала в расчет, что ее пацаны могут сами за себя постоять — они ведь не росли маменькиными сынками. Нина Михайловна «лепила» из них настоящих мужчин — сильных духом, волей, характером, одним словом, непоколебимых в своих высоких нравственных принципах. Но при этом Виктор и Владимир знали: мать насколько добра, настолько шалостей любых с их стороны она не допустит — ни-ни… Однажды Виктор погнал с бабушкой, Анной Михайловной, пасти коров. Деревенское большое стадо проходило мимо озера, в котором весело плескались мальчишки. Июнь. Жара. А здесь такая прохлада… Виктор не устоял перед соблазном окунуться в прохладной воде и улизнул от бабушки. Он долго с визгом кувыркался в воде, забыв о поручении матери. В это время на берегу озера полоскала белье его родная тетя — бабушкина младшая дочка. Она и рассказала Нине Михайловне, как ее сын старательно пасет коров… Когда Виктор вечером вернулся домой, мать у него ничего не спросила. Пригласила к столу поужинать, расстелила постель. Он лег, а через пять минут ощутил на теле жгучие укусы крапивы — такое было наказание матери за его обман. А затем Нина Михайловна добавила: «Еще раз сделаешь подобное — будет еще больнее». Виктор уснул только под утро.
— Прости меня, мамочка, — сказал он после короткого сна. — Я никогда больше в жизни тебя не огорчу.
Виктор сдержал свое слово. Какие бы великие испытания ему впоследствии ни уготовила судьба, он всегда оставался непоколебимым. Своим принципам. Своим высоким нравственным нормам. Оставался преданным защитником своей земли. Своего дома. Своих самых близких людей.
…Как-то перед окончанием школы шестеро друзей-товарищей затеяли разговор о том, кто куда пойдет учиться. «А давайте все махнем в военные училища!» — сказал кто-то из ребят, и остальные поддержали эту идею. Такую цель поставил перед собой и Виктор Михневич. Но из шести друзей счастливчиками оказались только двое — он и его одноклассник Сережа Мартинович. Так сын Нины Михайловны попал в авиацию. Первый из рода. Виктор успешно поступил в Ломоносовское военное авиационное техническое училище и с большим желанием, упорством осваивал свою будущую профессию — бортового авиационного техника. Свободное от занятий время курсант Виктор Михневич проводил на спортплощадке — крутил «солнышко», бегал, прыгал, — спорт вошел в его жизнь навсегда. Как и песня. А еще — прекрасная музыка. Город Ломоносов находится в 60 километрах от Питера и в трех километрах от Финского залива — памятные исторические места. Здесь, к слову, снимали фильм «Мы из Кронштадта». Как их не посетить? Однажды взвод, в том числе и Виктор Михневич, побывал в Мариинском театре. Смотрели «Лебединое озеро». Виктор как зашел в зал, так и ахнул. Боже мой, какая чарующая музыка гениального Петра Ильича Чайковского, какая отточенная хореография… В детстве, когда по телевизору показывали балет или звучала симфония, он тут же нажимал на кнопку: не по мне все это! А здесь, наяву, как только услышал первые звуки скрипки — рот открыл от удивления: это же надо какое великолепное исполнение! Восхищению не было конца. Это было впечатляющим моментом в его жизни. Как и знакомство с Эрмитажем, Петродворцом, открытием фонтанов… Второй навсегда запомнившийся момент — это участие курсантов Ломоносовского военного авиационного технического училища в параде на Дворцовой площади северной столицы. Такая честь им выпала дважды — курсанты представляли авиацию, ведь в Питере в основном были моряки. Ах, как красиво, как четко, каким чеканным шагом проходила так называемая «коробка» военно-воздушных сил страны! Загляденье одно! А как играл сводный военный оркестр, в составе которого было 350 первоклассных музыкантов! Слушал бы и слушал эту великолепную музыку…
Учеба давалась парню из полесской глубинки легко — трудолюбия ему было не занимать. Материнскую науку стать настоящим мужчиной он усвоил еще с детства. Через полгода учебы курсант Виктор Михневич стал командиром отделения, получил звание младшего сержанта. Он и в училище был самым активным курсантом — запевала роты, ведущий спортсмен, участник художественной самодеятельности. Пел Виктор Михневич даже перед высшим военным руководством — талантливого юношу ценили и уважали. Свободного времени практически не было. В такие минуты Виктору вспоминались слова комбата: «Если курсант не занят делом, ему в голову всегда лезут дурные мысли — как сбежать в самоволку…» И еще такое будущим военным говорили: «Товарищи курсанты! Научитесь хорошему, плохому вы всегда научитесь!» Точно так говорила и мама. Он очень по ней скучал и с нетерпением ждал отпуска. Нина Михайловна тоже жила ожиданием встречи с сыном. Ах, какой был богатый тогда стол в отчем доме! Как это в песне поется:«Родная хата любоўю багата. Родная хата такая, як ёсць. Родная хата і ў будні, і ў свята сустрэнне заўсёды, хоць сын ты ці госць. Калі тут бываеш, дык многа не трэба. Тут дыхаць лягчэй, тут і сэрцу цяплей. Заўжды адшукаецца хлеб і да хлеба, і добрае слова для родных людзей».
Годы учебы завершились, и началась военная служба. В Прикарпатском военном округе. В воинской части 18365. В г. Бердичеве Житомирской области. Это в 300 км от Мозыря. Еще в училище Виктору Михневичу сказали: «Пройдешь медкомиссию — будешь летать. Нет — останешься служить на земле». Он поднялся в небо — и мирное, и грозное, где шла война, — в Афгане. Там старший лейтенант Виктор Михневич был год и четыре месяца — это больше отведенного срока для летного состава в условиях войны. Были поставлены задачи, и боевой офицер Виктор Михневич их обязан был выполнить. Он был фаталиcтом: суждено не погибнуть — будешь жить. Выйдет борт из-под огня, пусть и прошитый насквозь пулями, изрешеченный, продырявленный… Такое было уже в его жизни — выжил же экипаж, всем смертям назло выжил!
…Серыми тучами небо затянуто, нервы гитарной струною натянуты. Дождь барабанит с утра и до вечера, время застывшее кажется вечностью. Мы наступаем по всем направлениям, танки, пехота, огонь, артиллерия… Нас убивают, но мы выживаем. И снова в атаку себя мы бросаем… Давай за жизнь, держись, брат, до конца, давай за тех, кто дома ждет тебя, давай за жизнь, будь проклята война…
Непоколебимость верною опорой была для нас на трудном рубеже. Непоколебимость — искра, из которой родится пламя мужества в душе
Старший лейтенант кавалер боевого ордена и двух медалей Виктор Михневич возвратился домой из Афгана героем. И снова продолжил военную службу. В Прикарпатском военном округе. До демобилизации из армии в 1995 году. У него был 21 год выслуги перед Родиной. И он решил: «Вернусь на отчую землю, в Мозырь. Вернусь к маме. И останусь там». Сегодня бывший воин-интернационалист Виктор Иванович Михневич работает в открытом акционерном обществе «Мозырьсоль». Достойно работает. Как и воевал. И поет в художественной самодеятельности предприятия. Без песни Виктор Иванович жизни своей не представляет. Его любимая песня называется «Солдат». Он будет ее исполнять на празднике, посвященном Дню защитников Отечества. Там есть такие строчки: «Все дальше нас уводит век от памятных военных дат, но вечно славен человек с коротким именем солдат… Прими, солдат, поклон земной и благодарности слова — за легендарный подвиг твой, за то, что Родина жива!» Виктор Иванович тихо напевал ее мне по моей просьбе, а я думала о том, что эта песня и о нем — герое афганской войны. Боевом офицере. Настоящем защитнике Отечества.
…Это праздничное утро 23 февраля еще только начинало свой разбег, но сотовый уже зазвенел. Виктор Иванович знал: это спешит поздравить мама — его любимая, дорогая, самая лучшая в мире. Сердце не ошиблось.
— Сынок, ты уже проснулся? С праздником тебя! С праздником настоящих мужчин! Ты же у меня герой. Я тобой горжусь.
— А я тобой, мама!
Виктор Иванович не видел, но чувствовал: мама плачет. Но это были совсем другие слезы, нисколько не похожие на те горючие соленые капельки, которые стекали по ее лицу перед его вылетом в Афган. От счастья тоже плачут. Вот и Нина Михайловна плакала оттого, что сын вернулся живым с войны, не искалеченным, как она просила в молитвах Бога, с наградами; оттого, что вырастила достойного человека, которого уважает Родина, уважают люди; оттого, наконец, что, если бы был жив отец, он тоже бы за-плакал… От великой радости за добрые дела своего сына. За его храброе сердце. За его непоколебимую волю. За его бесстрашие. За то, что таких детей Господь дает не каждому.
А Виктору Ивановичу Михневичу вспомнятся друзья по войне и десант, и спецназ, и боевые ордена… Он откроет афганский альбом и будет долго всматриваться в старенькие фотографии — все как-будто было вчера:«Ты потерпи, браток, не умирай пока, будешь ты жить еще долго и счастливо, будем на свадьбе твоей мы отплясывать, будешь ты в небо детишек подбрасывать…»
Все в жизни воина-интернационалиста Виктора Ивановича Михневича сложилось: хороший дом, хорошая семья. Так отчего ж кручинушка на сердце у тебя, солдат? Змейкой обвивает она его каждый раз, когда память вновь оживит в нем ту незабываемую войну. И тогда он зажжет свечу. И поставит ее на стол — так принято у афганцев. Ее желтовато-красные всполохи успокоят душу: царство небесное — им, не вернувшимся домой; радость осознания жизни в новой, более мудрой ипостаси — всем, кто уцелел на афганской войне.
Скоро весна. Пора пробуждения природы. И всех земных сил. Жизнь продолжает свой разбег. И он, Виктор Иванович Михневич, сделал все для того, чтобы крепла слава его Родины, звенел детский смех, чтобы звезды падали с чистого ночного неба и кто-нибудь под этот звездопад загадывал свои желания.Разные мечты у всех, конечно, разные, и все же самые заветные перекликаются мечты… Если бы боевому офицеру, воину-интернационалисту, кавалеру высоких государственных наград Виктору Ивановичу Михневичу представился такой прекрасный случай — загадать под бесшумный ночной золотой дождевой поток свое желание, он бы для раздумья не потратил и секунды: только бы над миром небо было ясное, и на земле росли цветы!
Комментарии (0)