Белорусское село Ладыжичи находилось в сказочной низине, окруженной болотами и озерами у самой реки Брагинки, которая впадает в Припять. И расположено оно интересно: на равном расстоянии — в 8 км от Днепра и Припяти. Деревня была большая, перспективная: четыре магазина, ФАП, школа-интернат, детский сад, огромный клуб. Возле каждого двора находилось две лодки, чтобы во время разлива плавать в магазин, на работу, да и в последний путь порой провожали на них. И дома словно вписывались в лесной пейзаж: четыре избы, потом метров 300 пройдешь — и снова лес, а в нём под каждым деревцем, если присмотреться, можно отыскать боровичок или подосиновик.
Ничто беды не предвещало
Александру Шундику в 1986 году исполнилось восемь лет, младшей сестренке — пять. 26-го апреля они с мамой радостно собирались в районный центр, в Чернобыль: последний визит к врачу, оформление декретного отпуска (все с нетерпением ждали появления маленького братика), а дети мечтали покататься в этот день на каруселях и поесть сладостей. Казалось: ничто не предвещает беды, всё будет просто замечательно. Но в небе уже висела черная туча…
Первые испытания
В деревне поползли слухи, что на атомной станции что-то случилось. Все было скрыто, радио о ЧП молчало. Потом в страхе кто-то сказал, что всех жителей нужно выселять. Собрав несколько детей, сотрудники рыбокомбината, где до декретного отпуска работала мама, на ракете переправили их в Киев. Но материнская душа плакала, и уже 4 мая женщина решила забрать своих крошек, чтобы искать выход вместе. Испытания для этой семьи, как и для многих, только начинались. За Припятью — граница с Беларусью, переплыть на другой берег можно было только паромной переправой. Иной раз полдня доводилось ждать отправки парома. Он вроде маршруток: пока все до единого места не займут — не тронется. Была, правда, альтернатива — частные лодочники. Те, навалившись на весла, могли перевезти за 1 рубль 6 человек. Но все это — до аварии. А в тот день билеты на Гомельское направление просто не продавались. Плакала страдалица, обняв своих кровиночек. Но слезами горю не поможешь. Поехали они туда, куда билеты были — на Блисковицу. Всё это было…
Александр Иванович Шундик вспоминает прошлое глазами восьмилетнего ребенка, ведь таких деревень он еще не видел — одна ровненькая улица длиной в 7 километров, на руки маме не попросишься, а идти очень тяжело. Здесь в школе выделили кабинет, где они прожили 3 месяца. В родном селе в этот день объявили эвакуацию. Всем было приказано взять только необходимые вещи на 3 дня, деньги и документы. Бабушка собиралась сама, в шоке бросала в узелок всё, что попадалось под руки. Потом уже истерически смеялись, когда заметили, что в её узелке были два правых маминых сапога — зимний и осенний. На глазах у всех забирали лошадей, коров и свиней, грузили в машины и вывозили в неизвестном направлении. Больно было видеть, как отстреливали собак и кошек. Младший братик Александра родился в Киевском республиканском институте. Чернобыльцев не выпускали из больницы 45 дней. Мама не могла пить больничное молоко, к ней не пускали. Но голь на выдумку хитра. И женщина порвала пеленки, сделала веревочку и выбрасывала ее из окна 4 этажа. Там дети привязывали авоську с домашним молоком, которое вскоре оказывалось в палате рожениц.
Приближался сентябрь, начало учебного года…
Анна Григорьевна переезжает в деревню Сукачи в Украине, чтобы сын продолжил обучение и не отстал от своих сверстников. Там в это время построили домики для переселенцев. Делали их на скорую руку. И сегодня мужчина, улыбаясь, рассказывает, как спали в домах, где на пол частенько наметало ночью много снега, где всё вокруг было чужим и постылым. Однажды на семейном совете решили возвращаться ближе к родным местам. Пожили немного в Углах, потом купили домик в деревне Гдень, что расположена всего в десяти километрах от Чернобыльской атомной станции, внутри 30-километровой зоны, но это одно из самых чистых мест Брагинского района. Деревне повезло — радиоактивные осадки обминули ее значительную часть. Жителей тоже 4 мая выселили организованно — раз надо, так надо. А вот возвращение, заселение проходило, как говорится, по-партизански. Вскоре здесь построили новый детский сад, столовую, провели артезианский водопровод, чтобы сельчане не пользовались колодцами, которые менее защищены от пыли. Платили двойную зарплату, хотя говорили, что там чистая зона. На колхозном дворе работали доярки, только вот молоко за деревней выливали в канаву. Но построено было здесь 45 домов, детский сад с бассейном, новая школа, из окон которой были видны трубы реакторов. И ребята, усевшись на мотоциклы, частенько ездили в зону за грибами.
В 1988 году деревня подверглась вторичному выселению… И хозяйство медленно пришло в упадок.В КолпениСемья Шундик, следуя примеру своих родственников, в 1991 году переехала в Колпень Лоевского района. Получили домик, перевезли корову, свиней, кое-что из вещей. Дети привыкли быстро к новым местам, появились друзья, интересные занятия. А вот мама Александра Ивановича долго не могла приспособиться к новым условиям жизни. Год работала она телятницей, потом фуражиром на буртовом поле. Умерла в 48 лет, не дождавшись внуков. Время летит неумолимо. А.И. Шундик сейчас ветеринарный санитар, сестра — телятница, младший брат — истопник райпо. У них есть семьи, подарили они Александру 6 племянников.
Некоторые родственники нашего героя, так и не привыкнув к новым местам, вернулись в Гдень, живут там тетя, двоюродная сестра. Держат они хозяйство, ездят в Комарин на работу.
Всем селом, собрав корзинки, едем в зону на поминки При жизни матери каждый год семья ездила на родину. Их дом в Ладыжичах стоит до сих пор, правда, забор упал, двери сгнили, да окна ветер повыбивал. Но в углу одной из комнат они однажды увидели старые штиблеты, которые не забрали в тот весенний день. Скукожилась обувь с годами, но навеяла нежные, трогательные, давящие сердце и душу воспоминания. Ведь это их отобранная родина. Плачут здесь женщины, стыдливо отворачиваются некоторые мужики. Самого села из машины не видно — как непрополотая грядка, оно заросло дикой травой и бурьяном. Интересная штука получается, но живыми в этих краях остались лишь могилы — ухоженные, посещаемые, незабытые. Это уже традиция — в день поминания усопших (в Ладыжичах этот день называли «гробки») сельчане ездят в зону отчуждения на кладбище. Оно стоит на окраине деревни рядом с колхозным элеватором. Расстилают несколько скатертей и, как в былые времена, вдохнув родной воздух, прикоснувшись к милой земле, обняв кресты, от души благодарят Бога за жизнь, умерших — за то, что хоть раз в году собрали вместе живых, женщин — за яства.
Конечно, всего не попробуешь, да оно и необязательно. Ведь главное — вспомнить предков и прежнюю жизнь.Уверенно смотреть вперед! Исчезает и последняя достопримечательность Ладыжич. Все в этих местах знали место, где рос огромный в три обхвата дуб-старикан. Десятилетиями благословлял он парней на службу армейскую. На проводах призывник с друзьями непременно подходил сюда, артиллерийским залпом выпивал граненый стакан, а другой гранчак выливал под корень, чтобы крепким, как дуб, воином быть. Но в последние годы усох вековой богатырь. Молодежь шутит, что люди просто споили дерево, и оно не смогло уже жить без постоянной алкогольной подпитки. А вот те, кто постарше, утверждают, что дерево погибло от тоски и одиночества.
Александр Иванович, долго думая, признался, что готов пешком идти туда, на родину, потому что она до сих пор снится ночами. А мне кажется, что пришло время посадить новое дерево и уверенно смотреть вперёд.
Комментарии (0)