Весну 1986-го я помню по шуму вертолетов, которые пролетали на непривычно низкой высоте. Ми-8, Ми-26… Вроде ничего странного: столичный микрорайон Восток соседствует с аэродромом под Боровой. Но не в тот раз… Вертолетов было много. Почему-то казалось, что они куда-то спешат, как пожарные по вызову, только вместо рева сирен – стрекот лопастей и тревожный шум двигателей. Той же весной мама, несмотря на жаркую погоду, просила закрывать форточки в квартире. Родители не пускали одноклассников гулять на улицу и поили чаем с йодом. А в выходные на даче взрослые с дозиметром «искали» на грядках радиацию. 30 лет спустя, когда выпал шанс побывать в Чернобыле, без колебаний согласился. «Не страшно?» – интересовались коллеги. Нет, мне не было страшно…
Граница
Журналистский интерес к чернобыльской зоне, казалось бы, объясним, тем более в канун 30-й годовщины взрыва реактора. Договоренности с руководством атомной станции, посещение города-призрака Припяти, а также самого молодого в Украине – города Славутича, согласованные даты – ничто не должно было вызвать подозрений на границе о цели нашего визита…
Пограничники в камуфляже, больше похожем на натовскую форму, и вооруженные автоматами люди. «Вітаємо! Зброя, інші заборонені предмети, безпілотники?» – встречает Украина соседей. Стоит отметить, что популярные ныне квадрокоптеры для съемки с воздуха не так уж безобидны и специальным постановлением украинских властей приравнены к средствам разведки. В пункте пропуска багаж тщательно осмотрели таможенники, сверили номера кузова машины, служебная собака обнюхала салон. Напоследок фото – в профиль и анфас, которые на всякий «випадок» вносят в базу данных.
– Вибачте, будь ласка! Ви самі знаєте, яка у нас ситуація…» – спустя три часа расспросов о целях поездки наконец удостоверившись в наших мирных намерениях, переходит на неформальный тон страж украинской границы. – Вчора затримали двох сталкерів! Порушники – місцеві жителі, але ж і іноземці таксамо пробують попасти на схід України. Доречі, дякуємо білорусів за нейтральне ставлення та за намагання домогтися миру в Україні. Щасливої дороги!
По пути в Чернобыль
Простой на границе решено было наверстать скоростью. Но уже через полкилометра от этой идеи пришлось отказаться. Все-таки избалованы белорусские водители дорогами. Отвыкать от хорошего и учиться заново ездить по бездорожью пришлось на «шишках», а точнее, на «булке», выскочившей на колесе. Желание вертеть головой по сторонам на усеянной ямами трассе окончательно отбил дождь, который вскоре перешел в ливень. Встречный транспорт окатывал потоками воды, сводя минимальную видимость к нулю.
Добраться до контрольно-пропускного пункта «Дитятки» удается к вечеру. По сути, это тоже граница. Но уже 30-километровой зоны отчуждения. Еще точнее –
ее первый рубеж. Дорогу преграждает шлагбаум, от которого в лес тянутся столбы с колючей проволокой. Фото- и видеосъемка здесь запрещены.
– Как добрались? – приветствует вопросом официальный сопровождающий Валерий Деренговский. Без него через КПП в запретную зону не пропустят.
– Курить нельзя, есть и пить на открытом воздухе тоже, – с ходу инструктирует наш проводник. – С дорог на обочину не выходить! На въезде в 10-километровую зону подпишете бумагу об ознакомлении с основами радиационной безопасности.
Валерий соглашается пересесть за руль и по пути в Чернобыль рассказывает о специфике режима в зоне. К примеру, въехать на загрязненную территорию можно только до 7 вечера. С 20.00 передвигаться на автомобиле нельзя. Спиртное местный магазин и бары-рестораны в гостиницах продают строго с 19 до 21 часа. С 22-х за этим пристально следят патрули полиции и Национальной гвардии: любое передвижение по зоне запрещено.
Вдруг отмечаю, как обманчиво сквозь лобовое стекло выглядит стена леса вдоль дороги. За стволами, нависшими ветвями и кустарником заметны сельские дома и заброшенные постройки. Это деревня Залесье. До аварии здесь проживали почти три тысячи человек. Еще несколько дней –
и оставшиеся следы бывшей, нормальной жизни окончательно скроет листва. Природа словно хочет поскорее замаскировать любые признаки, навевающие грустные воспоминания.
Чернобыль
Никто не живет и в домах на окраине Чернобыля. А центр заселен работниками из зоны отчуждения, их тут четыре с половиной тысячи.
На улицах чисто. Из-за отсутствия транспорта можно слышать вечерние трели птиц. Вид портят лишь проложенные над землей толстые трубы отопления, которые расползаются вдоль дорог, а кое-где нависают арками. Но в голове не укладывается, как в таком пугающем одним названием месте может быть такой чистый воздух?!
Самоселы – живой признак того, что тут можно жить. Они выращивают на огородах овощи, ловят и едят рыбу, разводят коров и коз.
– Проходьте, подивитися, як ми тут живемо – хліб жуэмо, – приветствует нас в одном из домов Пелагея Захаровна. – Ось я тут картоплю розклала для посадки.
В Чернобыле Пелагея Захаровна, которой вот-вот стукнет 90 лет, живет с тех пор как вернулась после войны из Германии. «На огороді все садимо. Рибу їмо, куди ж без неі».
Власти неоднократно пытались выселить из зоны самоселов, но ничего из этой затеи не вышло – здесь постоянно живут свыше 150 человек, в основном преклонного возраста. Теперь местным жителям не чинят никаких препятствий и даже пенсии они получают на месте.
Припять
Явно незаконный интерес к зоне испытывают мародеры, которые до сих пор ищут наживу в заброшенных домах. Гоняются они за… металлоломом. Находятся и те, кто засевает зараженную территорию наркосодержащими растениями. Не всегда легальны туристические туры, которые предлагают экстремалам сталкеры.
Своеобразный центр притяжения для любого приезжего – одноименный с рекой город Припять. Или атомоград, как здесь его называют…
Припять – образец советского архитектурного хай-тека 1970-х. Жилые и дома различного назначения, спортивные площадки построены в едином стиле – компактного города будущего. Жить в таком было престижно. Сорок девять с половиной тысяч счастливчиков перевозили скоростные суда на подводных крыльях. А в магазины свозили деликатесы со всего Советского Союза. На крыше одного из домов до сих пор красуется «Хай буде атом робітником, а не солдатом».
След в след за сопровождающим пробираемся через дворы к школе. Минувшей зимой крыша четырехэтажного кирпичного здания не выдержала снега, обрушилась. Заходить сюда сейчас опасно.
Сложно узнать в заросших мхом буграх бордюры когда-то оживленных улиц. В редких оконных проемах уцелели стекла, а в так и не открывшемся парке культуры и отдыха ржавеют аттракционы. На площадке у «чертова колеса» – самого популярного символа постчернобыльской Припяти – подносим дозиметр к канализационному люку. При безопасном значении 0,5 микрозиверта в час прибор показывает 21,5!
26 апреля 1986 года, 1 час 23 минуты
На выезде из зоны отчуждения проходим обязательный дозиметрический контроль. На табло загорается «Чисто». Успокоившись, отправляемся в построенный специально для переселенцев город Славутич. Там нам повезло познакомиться с 57-летним белорусом Николаем Соловьевым. Он начинал энергетиком на Мозырской ТЭЦ. После армии решил поступать в институт. Выбирал между Минском и Киевом, из-за разницы всего в 50 километров перевесила столица Украины.
Среди восемнадцати человек своей смены Соловьев, машинист турбины 2-го энергоблока Чернобыльской атомной станции, – один из немногих, кто до сих пор жив. Вот что рассказал человек, переживший весь ужас той апрельской ночи:
– Как такового взрыва мы не слышали. Почувствовали легкую тряску как при землетрясении. Мы знали, что на 4-м энергоблоке скоро капитальный ремонт и там идут испытания генератора. Из-за сквозняка в маршевый зал стало приносить черную пыль. Те, кто был ближе к четвертому блоку, видели какие-то искры. Сработали сигнализации. Меня назначили в спасательную бригаду, и я побежал посмотреть, что же там произошло.
По пути встретил коллегу, который видел, что крыша реакторного цеха проломлена, видно небо. Его тошнило. Потом я заметил – на носилках несли Володю Шашенка (один из первых работников, которые погибли при аварии. – Авт.). Уже на улице возле третьего блока увидел картину, которая у меня все эти годы стоит перед глазами… Над крышей реакторного цеха было огромное оранжево-огненное свечение, из полыхающего очага светящийся цилиндр уходил в небо. В ярком зареве –
силуэты пожарных наверху, которые, развернув рукава, заливали туда воду. Мне уже тогда это показалось бессмыслицей, ведь вода, учитывая тот жар, пролетала всего несколько метров и испарялась… Навряд ли кто-то из этих хлопцев выжил…
ЧАЭС
«Укрытие», «Стабилизация» – так назвали первые проекты по возведению изоляционного сооружения над разрушенным 4-м энергоблоком Чернобыльской АЭС. Одним словом, саркофаг. Железобетонный купол возвели в рекордные 209 дней, затем его реконструировали. Эта конструкция защищает окружающую среду от радиоактивных выбросов и по сей день. Но проблема безопасности пока не решена: нужно извлечь из-под саркофага опасные отходы и поместить их в специальное хранилище.
Поэтому рядом со станцией сейчас завершаются работы по проекту «Укрытие-2». Специальная арка высотой 108 метров должна накрыть 4-й энергоблок уже в конце этого года. Под сводами и внутри конструкции смонтированы различные датчики, видеокамеры и манипуляторы. Оборудование позволит изучить, чтó происходит под саркофагом, а затем дистанционно управляемые роботы проведут необходимые работы.
– Стоимость проекта составила 1,5 миллиарда долларов, – рассказал генеральный директор Чернобыльской АЭС Игорь Грамоткин. – Принято также решение о строительстве центрального хранилища отработанного ядерного топлива.
Многие, спекулируя на сообщениях СМИ, называют это радиоактивной свалкой, в которую превратится Украина. Но никто не хочет думать о том, что технологии за годы развития атомной энергетики усовершенствовались, повысились уровни безопасности.
Вообще, мнения украинцев о том, как быть с зоной, разделились. Ученые называют чернобыльские территории уникальным полигоном для исследований. Разрекламированные в индустрии кино и компьютерных играх земли манят в Украину толпы иностранных туристов. В противовес науке и бизнесу едва слышны призывы проводить дезактивацию и возрождать зараженные площади, как это делают в Беларуси.
Покидая станцию, еще раз проходим радиационный контроль. Снова «Чисто». Дорогу внезапно перебегает заяц. По словам местных жителей, «вухаті розплодилися», ведь их главные враги волки покинули зону после отстрела кабанов во время вспышки африканской чумы свиней.
Чернобыльский лес полон жизни. Рыси, лисы, еноты, лоси. На создание настоящего заповедника в зоне, по словам ученых, влияет всего один фактор – отсутствие человека.
– Привет землякам передайте! – напоследок просит Николай Соловьев. – Если честно, собирались с женой назад на Родину, когда узнали, что в Беларуси строят атомную станцию. Но в Островце меня на работу, скорее всего, не возьмут из-за возраста. А насчет строящейся станции скажу так: атом уже не тот, что 30 лет назад…
Фото автора
Комментарии (0)