Могилевчанка Наталья рассказала нам, как поехала на несколько месяцев в Израиль — заработать денег уборкой квартир
…Пять лет назад я сидела в Могилеве без работы. К тому времени моя сестра Маринка уже пару лет жила в Израиле и настойчиво звала меня в гости «по-серьезному», на пару месяцев. И страну посмотреть, и подработать. Перспективы рисовала радужные — мол, за час уборки в доме порядочная еврейская женщина платит десять долларов. Сумма, согласитесь, немаленькая. А если эти десять долларов умножить на восемь часов, то получаются очень и очень неплохие деньги. И я решила — лечу! Одолжила денег на билет на самолет и прилетела в горячий Тель-Авив.
Почему я разлюбила гладить
Первые два дня я просто гуляла по городу, привыкала к невыносимой жаре и гомону вокруг. Потом Маринка нашла мне первую работу. Нужно было прийти домой к многодетной женщине и погладить вещи. Оплата, как мне и говорили, десять долларов за час работы. Я с радостью согласилась. Гладить, в отличие от почти всех моих подруг, я любила.
В восемь часов утра я стояла на пороге большой богатой квартиры. Хозяйка по имени Ривка встретила меня с улыбкой и провела в дальнюю комнату типа кладовки, только огромную. Там стояли две стиральные машины, какие-то шкафчики, сушилка, широкая гладильная доска и утюг, каких я раньше не видела. Наверное, такими гладят одежду в промышленных масштабах, где-то на производстве. Большой, тяжелый, с солидной металлической подставкой.
Я приступила к работе. Первый час еще было более-менее. Я гладила джинсы, батники, постельное белье, полотенца, майки. Пот лился ручьями, хорошо, что я надела самые короткие шорты из тех, что у меня были, и майку без рукавов. Иначе бы точно там умерла, прямо на этой доске. Кондиционера в комнате не было, а вещи все не кончались.
Второй час было сложнее, пошли рубашки и мужские брюки. Почти все вещи оказались пересушены, и чтобы их отгладить, нужно было возить утюгом туда-сюда раз двадцать. Я мужественно продолжала. На четвертом часу хозяйка стала носить корзинами детские вещи. Стоять мне было все тяжелее, рука слушалась плохо. Но время — деньги. Я умножила четыре часа на десять долларов, и это придало мне сил.
Две стиральные машинки работали без перерыва. Ривка доставала вещи, клала в сушилку, оттуда вываливала мне. Не знаю, откуда у семьи, где трое детей, набралось столько всего! На седьмом часу работы мне стало казаться, что я уже батрачу не только на эту квартиру, но и на весь элитный двадцати-квартирный дом.
Закончила я свою работу в 16.15. По правилам, мне нужно было заплатить и за эти лишние пятнадцать минут, чего Ривка не сделала, а я тогда качать права еще не умела. Да и иврита совсем не знала. Кроме того, она не заплатила мне за дорогу. А в Израиле так — тот, кто приглашает тебя на работу, обязуется заплатить столько-то шекелей на дорогу туда и обратно, независимо от того, с какого конца города ты приехал.
Короче, когда через две недели Ривка позвонила моей сестре и снова предложила мне прийти погладить одежду, я отказалась. При слове «утюг» у меня начинали тяжелеть запястья и подкашиваться ноги.
Как я стала распутницей
Убирать следующую квартиру я пришла перед Песахом, по-нашему Пасхой, временем, которое у большинства ассоциируется с генеральной уборкой дома. Некоторые хозяйки наводить чистоту перед таким большим праздником предпочитают сами, но основная масса нанимает уборщиц, и в эти дни спрос на них большой.
Семья была религиозной, поэтому, несмотря на дикую жару, я пришла в майке до подбородка (и с длинным рукавом) и в брюках.
Начать хозяйка велела с кухни. А кухни у религиозных евреев сильно отличаются от обычных. Для приготовления молочного и мясного используется раздельная посуда и столовые приборы. Не дай бог вам перепутать и поставить нож для мяса туда, где хранятся ножи молочные, для сыра! Больше такую уборщицу вряд ли пригласят.
В холодильнике для продуктов существуют раздельные полки, даже открываются они не так, как наши. Есть две дверцы, слева и справа, и в каждой пища строго по категории мясное-молочное. В богатых домах специально предусмотрено иметь два холодильника. Кстати, одновременно с мясом молочные продукты есть нельзя. То есть никаких пиццы, где присутствует мясо и сыр, бутерброда с колбасой, маслом и сыром и тому подобного. А разжигать плиту для готовки еды еврею может только другой еврей!
Ну да ладно. Перед Песахом в доме не должно заваляться ни одной хлебной крошечки, и первым делом Нава указала на духовой шкаф, который надо было отмыть после годового использования. Копоть, жир, остатки пищи — та еще работенка. Вместе с ней мы стали его разбирать, чтобы можно было хорошенько отмыть каждую часть. И так заразбирались, что собрать никак не могли. И так вертели, и сяк. Не работает. А время-то идет, оплата почасовая. А воз и ныне там. Ни комнаты не прибраны, ни места общего пользования.
Слышу, дверь входная открывается, это муж Навы пришел. А у них все строго — на посторонних женщин смотреть нельзя. Она что-то ему сказала, мол, в доме чужая женщина, и он сразу пошел в другой конец квартиры.
Но шкаф-то мы собрать не можем. Пришлось Наве звать супруга. Я жестами пытаюсь объяснить, что откуда снимала, а он на меня не глядит — не положено. Еще и жена рядом, сидит как сыч, ревнует. Глянула я на часы, а мои договоренные три часа уже и пролетели, пора уходить. Ну я и объясняю хозяйке, ухожу, мол. Или платите за следующий час. Она руками машет, что рано еще, не пущу. И я пошла убирать в ванной. А жара-то никуда не делась! Скрытая от хозяйских глаз, закатала штанины и рукава и майку завязала на узел под грудью. Драю себе ванну. И тут заходит помыть руки хозяйкин муж. Увидел меня. Как ахнет, как отшатнется. Нава прибегает. Лица у обоих — будто я голая стою. И что-то такое осуждающее мне говорят. Будто я иврит за месяц выучила.
В итоге ванной моя уборка и закончилась. Больше в этот дом меня не звали, видимо, посчитали слишком распущенной.
«Подкидыши»
Мне нравилось ходить убирать к одной пожилой паре — выходцам из бывшего СССР Аркадию Леонидовичу и его супруге Софье Аркадьевне, переехавшим в Израиль в 90-е годы.
Они приглашали меня каждую неделю по пятницам в дневное время. Обоим было чуть-чуть за восемьдесят, друг к другу относились с нежностью и трепетом. И людьми были интересными. Представляете, в таком преклонном возрасте учили английский язык! И друг друга проверяли, прямо как школьники, которые готовят уроки. Потом они мне рассказали, что собираются эмигрировать к дочерям в Америку, чтобы остаток жизни провести среди детей и внуков.
Софья Аркадьевна была прелестная старушка с пушистыми серебряными волосами, которые она аккуратно собирала в маленький пучок на затылке. Аркадий Леонидович тоже был хорош со всех сторон, кроме одной — страдал чрезмерной подозрительностью. Впрочем, это он тщательно скрывал. И если бы не его признание, я бы об этом в жизни не догадалась. Уже после месяца моей работы он мне рассказал, что каждый раз проверял качество уборки с помощью… волос жены.
Оказывается, минут за двадцать до моего прихода он незаметно брал расческу Софьи Аркадьевны, доставал из нее несколько длинных серебряных волосков и разбрасывал «подкидышей» по всей квартире — от ванной комнаты до спальни. Выбирал такие места, что, будь я действительно плохой работницей, точно бы пропустила. Один незаметно клал под мыльницу, второй бросал в саму ванну, третий — оставлял под ковром. Кстати, под ковер он еще любил насыпать песка, чтобы знать наверняка, не ленюсь ли я поднимать его и мыть пол.
Выслушав эту «исповедь», я не обиделась. Ведь во всех остальных отношениях семья была чудесная! А странности… Ну кто ж без них?
Тайник под ковром
Однажды, убирая в одном солидном доме, я нашла тайник с деньгами. Сейчас расскажу, где именно. В зале лежал большущий белый ковер с высоким ворсом. Посередине на нем — журнальный столик, по краям два кресла. Убирала я всегда на совесть, поэтому ковер решила скатать и перевернуть, походить по нему, чтобы весь сор осел, и постелить обратно. Стала скручивать, и чем ближе к середине, тем труднее. Ковер стал крутиться по часовой стрелке. Подтянула я его повыше, чтобы посмотреть, в чем дело. А там пришит большой квадрат и прощупывается что-то прямоугольное, видать, деньги в пачках. От греха подальше я ковер обратно раскатала и постелила, как было. Решила не убирать.
…Подводя итог, четыре месяца работы в Израиле я вспоминаю с теплотой. В самых красивых домах, тех, что стояли прямо на побережье моря, я варила себе кофе и усаживалась смаковать его на балкон. Ну а что? Хозяев дома нет, придут не скоро, а убирала я быстро и качественно. Подсчитывая в уме заработанные денежки, представляла, как с удовольствием потрачу их на что-нибудь забавное или полезное. И буду сама себе хозяйка. И в ближайший месяц ни одной вещи не поглажу, и может быть, даже посуду не стану мыть…
Записала Марина КОМАРОВА.
Комментарии (0)