«Парню с бензопилой», устроившему резню практически в центре Минска, недавно продлили психолого-психиатрическую экспертизу.
Специалисты хотят еще с большей тщательностью изучить личность нападавшего, а заодно прояснить мотивы преступления, на которое он пошел.
Тем временем в Москве няню-убийцу, которая отрезала голову четырехлетнему ребенку, признали невменяемой. Гособвинитель предлагает отправить ее на принудительное лечение.
Где же находится та грань между жестокой агрессией и психическим нездоровьем и как не потерять рассудок в условиях мегаполиса? На эту тему решила порассуждать «Р». Журналисты отправились в психиатрическую больницу «Жодишки», где проходят лечение воры и убийцы, узнали подробности проведения психолого-психиатрической экспертизы, а также подежурили на «телефоне доверия», куда люди порой звонят, уже находясь на грани нервного срыва.
В Гродненской областной психиатрической больнице «Жодишки» 160 койко-мест, и все они заняты. На принудительное лечение сюда направлено 69 пациентов. Это воры, убийцы и шизофреники. Можно ли их вылечить? И как обезопасить себя и своих родных от «невидимой» болезни?
Гродненская областная психиатрическая больница «Жодишки» расположена в агрогородке с одноименным названием. Небольшая больничка еще с советских времен обосновалась в старинной усадьбе. Полутораметровые стены историко-культурного объекта хранят множество историй, чаще всего печальных. Главный врач Александр Ковалев (на снимке) всю свою жизнь посвятил психиатрии. В этой больнице начинал карьеру его отец, а сегодня вся семья — жена и две дочери — нашла здесь свое призвание. К экскурсии присоединяется заместитель главного врача по медицинской части Светлана Грошковяк. На первом этаже в приемном отделении пусто. На посту дежурит молоденькая медсестра. Повсюду предупреждения о том, что ведется видеонаблюдение.
— Мы занимаемся в основном «большими» психозами, — рассказывает Александр Ковалев. — Пограничных расстройств мало. Сейчас на принудительном лечении находятся 69 пациентов. Это люди, совершившие уголовно наказуемые деяния и признанные невменяемыми. За ними у нас особый уход и контроль. В 3-м отделении обязательно дежурит представитель Департамента охраны МВД. Особо опасные пациенты, которые могут навредить себе и другим, находятся в палатах, закрытых на решетку.
Светлана Петровна открывает дверь в отделение. «Попали неудачно, — резюмирует главный врач. — Сейчас идет генеральная уборка палат, поэтому все кровати выставлены в коридор и пациенты ждут здесь же. В длинном больничном коридоре с высоченными полукруглыми потолками столпились больные. Одни, видя незнакомого человека с фотоаппаратом в руках, охотно позируют, другие, наоборот, закрывают лицо руками и прячутся. Большая часть из них одета в клетчатые пижамы сероватого цвета. Лишь немногие облачены в домашнюю одежду и спортивные костюмы. «Те, кто в пижамах, — тяжелые, — поясняет Александр Васильевич. — Они никуда не ходят, разве что на прогулку».
«Контингент очень разный, — рассказывает о своих больных Светлана Петровна. — Как-то не хочется мне людей пугать печальными случаями. Но, конечно, их немало. Один пасынка в пьяном психозе порубил на части и утопил в Немане. Житель Калининградской области приехал на Гродненщину в родные места проведать мать. В состоянии алкогольного опьянения он нанес старушке множество ножевых ранений. Этот пациент находился у нас на лечении почти два года. Печально, что он так и не раскаялся».
— И много здесь таких, кто способен лишить человека жизни? — задаю провокационный вопрос.
— Хочу пояснить, что такие «опасные пациенты» к нам попадают уже после того, как прошли лечение в учреждениях со строгим режимом пребывания. В Гродненской области такое учреждение находится в Гайтюнишках. У нас лечение длится примерно около года, при необходимости срок может быть продлен. Но после выписки пациент переводится на амбулаторное принудительное наблюдение с обязательным приемом препаратов.
Но кто эти люди и что заставляет их нарушать нормы приличия?
— До сих пор у нас не хватает просвещения по психическим расстройствам, — высказывает свое мнение доктор с многолетним стажем Александр Ковалев. — Подумаешь, человек неожиданно становится странным. Даже в семьях зачастую годами не обращают внимания на необычное поведение родных людей. Замкнулся, перестал общаться с детьми, уволился с работы, говорит странные вещи. Мол, само пройдет. Но не проходит. Буквально недавно к нам поступил пациент в ужасающем состоянии. Человек перестал за собой следить, не мылся, зарос волосами, отрастил бороду, ногти. Но родственники вызвали неотложку только после того, как он обвешался цепями и надел пояс верности. С такими «работать» уже поздно. Из больницы он уйдет на инвалидность.
— Но даже если родные видели, что у него «что-то с головой», как заставить человека обратиться к доктору?
— А вот это интересный вопрос, потому что заставить нельзя, — констатирует доктор. — Это только в американских фильмах богатые бизнесмены имеют личного психотерапевта и бегут к нему при возникновении малейшей проблемы. У нас люди боятся, что их поставят на учет и ограничат жизнедеятельность. Необходимо каким-то образом развивать институт частных психотерапевтов и психологов. К примеру, в Вене всего пару десятков государственных психотерапевтов, а врачей частной практики — 5 тысяч. Ускоряющийся ритм жизни диктует нам новые условия. Не каждый может с ними справиться. Отсюда — психозы, депрессии, попытки суицидов.
Доктора-психиатры говорят, что их пациенты — это уже не воры и убийцы, а просто больные люди. Если человек совершил преступление, даже находясь в состоянии алкогольного или наркотического опьянения, и доказано, что у него при этом были отклонения в психике, такого надо лечить. Но вылечат ли? Исходя из практики, сделать это непросто. Одни, выйдя из острого алкогольного психоза, а выходят из него, как правило, быстро, испытывают неимоверные угрызения совести. Если она еще осталась. Тогда человека приходится вытаскивать из тяжелого депрессивного состояния. Другие, может, и понимают, что поступили «неправильно», но это их совершенно не тяготит.
— Большинство депрессивных расстройств разной степени тяжести вполне поддаются лечению, — дает надежду главный врач. — Даже явный шизофренический приступ — это не приговор. Ремиссии могут длиться по 10 и по 20 лет. Благодаря современным антипсихотическим препаратам количество пациентов, нуждающихся в стационарном лечении, значительно сократилось, даже по сравнению с 80-ми годами. Тот же аминазин изменил облик психиатрических больниц в 50—60-е годы. Кстати, в некоторых странах, например Италии, после сокращения коек в стационарах появилось множество бездомных, которые со временем оказались в местных тюрьмах.
В психиатрической больнице «Жодишки» работают 10 врачей, из них три доктора — в декретном отпуске, 40 человек среднего медицинского персонала и 80 — младшего. Часть пациентов находятся здесь по 2—3 года, другие — не более года. Важно понимать, что отсюда не выписывают в никуда. Пациент проходит несколько этапов лечения в тех же Гайтюнишках, прежде чем попасть в эту больницу. Домашнее лечение надо заслужить. Беда лишь в том, что у многих здешних обитателей больше нет дома.
Голос нашептал беду
Иван ударил мать в шею. Внутренний голос нашептал: там, в шейном отделе позвоночника, у мамы живет бес, его надо срочно изгнать. Ваня убил самого родного человека. Потом его признали невменяемым и направили на принудительное лечение…
О том, как специалисты различают преступника и психически больного человека и какие уловки используют убийцы, чтобы симулировать психическое заболевание, «Р» рассказала заместитель начальника отдела стационарных судебно-психиатрических экспертиз Госкомитета судебных экспертиз Юлия Лисицына (на снимке).
В случае тяжкого и особо тяжкого преступления назначается стационарная психолого-психиатрическая экспертиза. Она помогает определить психическое состояние подозреваемого или обвиняемого. Из СИЗО подозреваемого этапом переводят в стражное отделение. Пациентов обследуют четыре недели. Эксперты-психиатры проводят беседы. В остальное время медицинский персонал круглосуточно наблюдает за состоянием подозреваемых и описывает его в медицинских дневниках. Утром на пятиминутке сестры рассказывают, кто и как себя вел, как ел, с кем общался. Важно, как пациент себя чувствует, как выглядит, как и что говорит. Кроме того, учитываются материалы уголовного дела, медицинская документация о пациенте из поликлиники по месту жительства, сведения от психиатра и нарколога, стационарная карта из психиатрического отделения, если был на лечении. Имеют значение характеристики с места работы, учебы и другая информация.
Но истинные преступники пытаются имитировать психическое заболевание, чтобы избежать уголовной ответственности. Как? Юлия Лисицына провела более 500 экспертиз:
— Чаще всего говорят: «У меня голоса». Этот симптом нельзя проверить аппаратами. Но чтобы сымитировать расстройство, нужно очень хорошо знать психиатрию и быть отличным актером. Я работаю с 2007 года и не уверена, что смогла бы изобразить психическое расстройство. Учитывая то, что мы месяц за пациентом наблюдаем, симулировать это практически невозможно.
Бывает и так: пациент упорно предъявляет жалобы на бессонницу, а сестра говорит, что не просыпался всю ночь, уверяет, что не было аппетита, а съел всю порцию. Не было еще таких случаев, чтобы эксперты не раскусили симулянтов.
— Убийство в любом случае противоестественно. Но где грань психической нормы и мотивированного преступления? — интересуюсь у специалиста.
— Ругаться, бросать тарелки, брать нож и наносить удары — это все агрессия. Вопрос не в том, какие негативные эмоции мы испытываем, а в том, как мы можем себя удержать на поведенческом уровне. Я могу злиться на кого угодно, но взять скалку и бить — мой личный выбор. То, что человек убивает, еще не значит, что он ненормальный. У него другие представления о допустимых уровнях агрессии.
— То есть не контролирует свои действия?
— Поведенческий акт мы всегда можем контролировать в ситуации здоровья или тех психических расстройств, которые не влияют на осознанно-волевую регуляцию. Но есть убийства по бредовым мотивам. И тут включаются другие механизмы. У нормального человека всегда будет борьба мотивов. Импульс возникает, но срабатывают ограничения, обусловленные воспитанием и мировоззрением. У психически больных этой борьбы мотивов нет. Голос им приказывает, что и как делать. Они не могут поступить иначе.
— А как же аффект?
— Аффект — состояние сильного душевного волнения, когда человек не в полной мере себя контролирует. Возникает и у психически здоровых, и у душевнобольных. Бывает, что совершивший преступление длительно перед этим терпит насилие, а потом последняя капля — и он убивает. При этом должны быть противоправные или аморальные действия со стороны потерпевшего. И эти обстоятельства учитываются. С аффектом у меня была одна пациентка. 10 лет жила с мужем-тираном. Это был не первый брак. Супруг ее притеснял и унижал. В очередном конфликте она ударила его ножом в сердце. Удар был смертельный.
Мать Ивана могла бы жить, если бы вовремя показала сына врачу. Как рассказала эксперт-психиатр, еще лет десять назад двоюродный брат замечал за ним странности. Ваня строил энергетические пирамиды, сам с собою вел беседы. Его уволили с работы — не справлялся с обязанностями. Социальные контакты утратил. Последнее время жил с мамой. Но она не обращалась за помощью…
— Статистически психически больные реже совершают убийство, чем здоровые, — замечает Юлия Сергеевна. — Шизофрения бывает разной. Каждый четвертый переносит один эпизод в жизни и больше не болеет. Течение болезни зависит от того, когда пациент обратился за помощью, от его личностных особенностей. Однозначно сказать, что тот или иной пациент кого-то убьет, нельзя. К преступлению могут приводить разные психические заболевания, в том числе расстройство личности, последствия органических травм, соматических заболеваний. Но нарушение волевой регуляции, когда человек собой не владеет, бывает не так часто.
— Голос, управляющий действиями больного человека, для него реален. А что может сделать потенциальная жертва, чтобы защитить себя?
— Люди реагируют по-разному. Одни впадают в ступор. Другие пытаются убежать. Если начался бред, не нужно с ним соглашаться, но и разубеждать нельзя, чтобы не вызвать агрессию. Можно сказать: «Я верю, что ты так думаешь, но с тобой не согласен». И обращаться за помощью.
Комментарии (0)