29 Марта, 2024 Пятница

Разговоры о Чернобыле

  • 26 апреля 2017 Общество Русский 0

    Ежегодно конец апреля возвращает в памяти  в прошлое многих жителей нашего района. 31 год прошел уж с тех пор, как произошла крупнейшая техногенная катастрофа ХХ столетия — взрыв на Чернобыльской АЭС. Тогда на помощь в ликвидации аварии были отправлены десятки  молодых мужчин, несших службу в органах внутренних дел. Но сколько же было тех, кто боролся с последствиями аварии на местах: тысячи людей, не спасовавших перед трудностями судьбы, не испугавшихся страшного и малознакомого слова “радиация”, тех, кто сознательно решил остаться жить в районе, подвергнувшемся заражению. Врачи, агрономы, механизаторы, водители, милиционеры и представители других профессий, не страшась порой зашкаливающего уровня радиации, старались оградить от нее людей, “лечили” землю, проводя известкование почвы, вывозили население из наиболее пострадавших деревень, хоронили населенные пункты. Мало кого из живущих и работавших на Чериковщине в то время не коснулась эта беда.

    — Впервые я услышал о Чернобыле на первомайской демонстрации. 1 мая 1986 года мы собрались на площади. Хлопцы между собой говорили о том, что где-то что-то взорвалось. Подтверждением что что-то не так служили рыжие, желтые лужи после прошедшего накануне дождя, — рассказывает ветеран труда, заслуженный деятель Чериковского района Василий Ермаков. Когда случилась авария, Василий Михайлович работал в райкоме партии, а затем шесть лет возглавлял районную власть. — По телевизору и радио об аварии не говорили, в газетах не писали.

    Потом уже руководителям было дано поручение закрывать колодцы. Из Кричевского района стали привозить в хозяйства сено, чтобы кормить скот “чистым кормом”.   В тот год посевная уже завершилась, как рассказал Василий Михайлович, урожай собирали со всех полей. Потом уже, в 1987 году многие земли были заброшены, на других производились работы по так называемому “оздоровлению” почвы.

    Еще несколько лет после трагедии в населенных пунктах, которые впоследствии были выселены и захоронены, кипела жизнь. Здесь строились школы, дороги — многие планировали жить в родных деревнях. Но планам не суждено было сбыться. В начале 90-х начался процесс переселения. Кто-то сам, скрепя сердце, покидал родной дом. Кого-то нужно было упрашивать, уговаривать, объяснять и стараться достучаться.

    — Много людей не хотело переезжать. Каждый раз поедешь на собрание в деревню, понервничаешь: не сопереживать этим людям было невозможно, — вспоминает Василий Ермаков. — Если бы Вы услышали тот крик, плач, визг… Сердце обрывалось. Придет, бывало, машина, а люди ехать не хотят, не хотят загружать свои вещи. А власти требуют — выселяй. Каждый месяц, а то и неделю нужно было отчитываться за каждую деревню, улицу, дом: почему не выселил? Сколько горя, какой стресс получили люди. Не от радиации, а от нервов потом вскоре многие ушли из жизни. Дайте-ка, жила всю жизнь та бабка с дедом в Головчицах или Веприне, а тут кидай хату, хозяйство, сад и огород: вся жизнь перечеркнута...

    Помнятся мне до сих пор собрания, которые проходили в Лисани, Головчицах, Бакуновичах, Новомалиновке. Очень больно было сельчанам бросать обжитое место. Потом приходилось и захоранивать эти деревни. Занимался этим РАДОН, но ездил я туда часто. Вот поеду, по Лисани похожу 15 минут, возвращаюсь, до Веприна только доеду, а во рту — как будто стакан сахара зажевал. Аж слюна сладкая становится. Стронция там очень много было. Уровень радиации выше 40 кюри.

    Василий Михайлович вспоминает много эпизодов этого очень болезненного процесса — переселения:

    — Возле конторы в Ушаках стою и слышу как кто-то плачет навзрыд, женский плач. А это женщина уже в годах оплакивает свой дом. Выселились они уже, перехали, да и дом закопали уже, а вот решила она со своим сыном навестить былую родину.

    А был и такой случай, когда приехали мы с тогдашним председателем обкома профсоюзов Сергеем Федоровичем Крутовцовым в деревню Монастырек. В тот день захоранивали коровник, принадлежащий эксбазе “Чериков”, которой в свое время руководил Сергей Федорович. Стоял он смотрел на все это, молчал, потом я заметил как по щеке его покатилась слеза. “Это хоронят мою память”,   — сказал он мне.

    Выселяли людей кого куда: Минск, Бобруйск, Могилев, Чериков. Строился поселок Майский. Когда только планировалось его строительство, я тогда еще в райкоме партии работал, сам я предлагал не относить его далеко, найти место почище. Да и понятно было, что сам Чериков выселять не будут. Предлагал построить поселок в районе сельхозхимии (сейчас ОАО “Чериковрайагропромтехснаб” — прим. ред.). Не послушали. Мнение партии и ученых было первостепенным. А назавтра после совещания вызывают меня и говорят: “Антипартийную линию ведешь. Будешь нести чепуху — исключим из партии”.

    Правильно тогда сделали в Костюковичском районе: не бросили людей. Подобрали места почище и построили там поселки. И люди переехали: кто за 5 километров, кто немного больше. Но остались же в районе.

    После аварии начали уезжать очень многие, руководители, специалисты разных профессий. Кадров катастрофически не хватало. Просто не было с кем работать. Конечно, были и те, кто стойко вынес все тяготы, не бросил свои коллективы, не уехал из района. 

    Чтобы как-то решать проблему  с кадрами, я решил тогда, что нужно строить жилье. Поехал на прием к зампреду облисполкома, тогда им работал Иван Альбинович Семкин, и предложил ему такое решение демографической проблемы. Сразу построили 80-квартирный дом, затем общежитие на 100 мест, а на первый этаж “переселили” зубопротезную поликлинику, потом еще один 40-квартирный дом, на Калинина, за “Перекрестком”. Дали жилье врачам, милиционерам. Люди стали понемногу оседать. Потом уже начали в районе проводить газификацию. Чериков, кстати, был первым из пострадавших районов, которому дали газ.

    Понемногу оправлялся район от настигнувшей его беды. Понятно, что еще очень долго не забудется, у многих переселенцев и до сих пор порой кровоточат уже вроде бы зажившие раны. 25 деревень стерты с лица земли. Сколько ж это домов, садов, излюбленных мест и людских воспоминаний. Сколько ж это изломаных судеб.

    В конце нашего разговора на вопрос боялись ли люди радиации, Василий Михайлович, немного поразмыслив, ответил:

    — Скорее нет. Недопонимали, какие могут быть последствия — так, наверное, точнее. И в то время ходили собирать и ягоды, и грибы, коров гоняли куда не надо. Да и из выселенных деревень добро какое утащить старались. Поплатились, конечно, здоровьем.

    У многих из тех, кто столкнулся с чернобыльской бедой, все еще теплится надежда на то, что на месте ныне захороненых деревень когда-нибудь появятся новые поселки, в эти заброшенные места снова вернется жизнь, а на полях заколосятся хлеба.

    Автор: О. ГлуховаВеснік Чэрыкаўшчыны
    Теги: 

Комментарии (0)