19 Марта, 2024 Вторник

Все в порядке, мы с Камчатки

  • Инесса Плескачевская 27 августа, 2018 в 09:06
    0

    Если лето — это маленькая жизнь, то воспоминаний о ней — трогательных, восторженных, романтичных, таких, какими хочется поделиться и которые помогают пережить зиму, должно быть много. Чтобы потом кутаться в мягкий плед, согревать руки о дымящую малиновым вареньем чашку чаю, листать фотографии и улыбаться — ведь было, было же! А весну почувствовать по легкому покалыванию в ступнях, изголодавшихся по горным тропам, по пощипыванию в носу, соскучившемуся по несмелому аромату лугов и по обрушившейся мечте о новом лете и новой жизни.

    Этим летом наша маленькая жизнь прожита на Камчатке. Впечатлений и воспоминаний точно хватит на долгие зимние вечера.

    Письмо 1. Настоящие мужики

    ...Ира тихонько подкралась сзади — ну раз уж он стоит вот так, посреди тропинки, и его не обойти: «Ну дай хоть настоящего камчатского мужика обниму!» Миша обернулся, смутился. Ира хохочет, а мы рассуждаем об этом особенном виде — камчатском мужике. Нам повезло: с нами в группе только такие. Это, кстати, одно из главных условий успешного путешествия на Камчатку: 1) чтобы повезло с гидами, 2) чтобы повезло с группой. О везении с погодой думать не стоит: переменчива, непредсказуема (мне показалось или кто–то действительно сказал «как женщина?»), и тост за нее поднимать нельзя — чтобы не спугнуть, поверье здесь такое.

    Камчатский мужик — порода особенная, не каждый житель полуострова мужского пола к ней относится. Но если идете в поход, поднимаетесь на вулканы и сплавляетесь по рекам, шансы встретить камчатского мужика, как и шансы встретить местного медведя, существенно возрастают. Нам с Ирой повезло — мы встретили и мужиков, и медведей. А муж мой с ними уважительно подружился (с мужиками, конечно, медведи сбежали).

    Во всех камчатских мужиках есть суровость, малоулыбчивость и надежность: «как за каменной стеной» — это как раз про них. В душе они романтики, и об этом догадываешься сразу — то ли по улыбке этой несмелой, то ли по случайно брошенной фразе, то ли потому, что только настоящие романтики становятся проводниками (в этих краях слово «гид» звучит мелковато).

    ...Когда Кирилл Малахов поднялся на Авачинский впервые, ему было всего шесть. «Рисковый у тебя папа», — замечает кто–то. Папа у Кирилла — чеченец, романтик, ткнул пальцем в карту Советского Союза и поехал. Оказалось — Камчатка, суровый край. Оказалось — судьба. Женился на корячке, родился Кирилл: высокие скулы выдают принадлежность к коренным народам Севера, а темперамент — принадлежность к Чечне. Хотя и к корякам, думаю, тоже. Ну и Север, опять же... Север тоже мужик. «Рабочая лайка», — говорит Кирилл с нежностью, которую я в нем заподозрила с самого начала. Вот на эту нежность в сочетании с мужественностью, надежностью, а если нужно, то и бесстрашием женщины западают моментально. Ну и, конечно, пытаются Кирилла с Камчатки выманить. Одна туристка купила ему билет в Москву: приезжай, мол, и живи. А я сразу фильм про Крокодила Данди вспомнила — про охотника на крокодилов, прожившего всю жизнь на просторах саванн, а потом привезенного влюбленной женщиной в Нью–Йорк, и про то, как ему там — дикому, необузданному, привыкшему к просторам — было неуютно. А еще вспомнила, как Кирилл рассказывал, что Северу вольер нужен размером 4х10 м, в меньшем ему не живется. Вот привез он его однажды в квартиру переночевать, так лайка эта рабочая и углы все в квартире пометила, и выла полночи — простора не хватало, свободы.

    Вот и Кирилл так — в Москву к подруге, конечно, съездил, но быстро вернулся: нечего ему в этом мегаполисе делать — ни простора тебе, ни свободы, одни углы на каждому шагу... В Долину гейзеров они с отцом пешком ходили (восемь дней в пути однако), когда Кирилл еще школьником был. Какая Москва с этим чувством свободы сравнится? Другая туристка в Хабаровск заманивала — вроде и поближе, и Амур, и рыба — есть что–то похожее. Кирилла тогда на дольше хватило, но как, как оставить Камчатку? И сегодня, удобнее ухватываясь за весла перед порогом на реке Быстрой, он говорит: «Я с Камчатки никуда не уеду. Я еще столько не видел! На севера хочу пойти...» Север сразу подобрался, смотрит выжидающе, мол, что сделать надо, настороженно водит глазами по округе — он же на медведя натаскан: чуять, давать сигнал о приближении и отгонять. Но Кирилл о других северах — северной Камчатке, где дорог никаких, туда или вертолетом, или пешком, или на собаках. Места дичайшие и, говорит Кирилл, прекрасные в своей дикости. Не все поймут. Не каждому по плечу. Так что я желаю Кириллу, который видится мне камчатским духом — беспокойным, переменчивым, но ласковым при уважительном к себе отношении, — или найти жену из местных, или встретить туристку особенной породы, которая так его полюбит, что останется в этих краях навсегда.

    Миша Горбенко на восхождениях был замыкающим. Кирилл рубил ступеньки на конусе Авачи, а Миша ждал: вдруг кто не дойдет, вдруг кого–то придется спускать вниз. Терминология у них такая — «поднять», «спустить», как будто мы дети малые, сами ходить не умеем, но все правда: сами мы бы не решились, а с «мальчиками этими», как одна из нас сказала, «ничего не страшно». Перед стартом Миша взмолился: давайте дойдем все, а то давно не удавалось подняться на Авачу! Кирилл с нами поднялся в 54–й (!) раз («Нет, не надоело, он же каждый раз дышит по–другому»), в какой раз поднялся Миша — не знаю, но радовался, что мы его не подвели. А вот когда спускались, он не оставил вдовцом моего мужа: когда меня понесло по склону и палки, ноги и руки летели в разные стороны, а тело по собственной логике выполняло кувырки с переворотами, откуда ни возьмись, в три прыжка примчался Миша, упал поперек моей траектории — остановил: «Ну, — говорит, — вы отчаянная». Я чуть не заплакала: пока неслась вниз, испугаться не успела, а потом страх настиг. Страх ведь всегда настигает. Вспоминая сегодня сурового бородатого Мишу, я думаю, как повезло детям с физруком. Его австралийская овчарка Дживс с Кирилловым Севером не уживается: Север не терпит конкуренции, он альфа–самец, а вот мужики уживаются нормально. Просто сразу признали Кирилла предводителем — и все в порядке. На самом деле люди хорошо умеют и договариваться, и уживаться — просто мы не всегда это делаем.

    Если Кирилл с раннего детства ходит на вулканы, Саня — «с рождения за рулем». Опять же — неразговорчив, улыбчив, ас. Нормальная дорога на полуострове, по большому счету, одна, да и та только до середины, так что группы по бездорожью (в отличие от дорог оно повсеместное) перевозят в вахтовках. У нас был «Урал» и ощущение, что не доедем. Дамы периодически восклицали: «Давайте мы все выйдем!», а Саня, ничего этого — к счастью своему и слабых духом дам — не слышавший, медленно, но уверенно полз вперед. На Камчатке расстояния измеряются не километрами, а временем, затраченным на их преодоление. Восемнадцать километров от асфальта до базового лагеря под Авачинским вулканом мы ползли два с половиной часа по руслу реки Сухой. На то она и Сухая, что воды нет, но зато камней, ям и впадин превеликое множество. Саня, случалось, балансировал на грани, но езда его была надежной — впрочем, у настоящего камчатского мужика по–другому и быть не может. Наш боевой повар Лера (походные повара на Камчатке — отдельная каста, непререкаемый авторитет) сказала: «Водители постарше не рискуют в такие дороги выходить, на которых Саня себя нормально чувствует. Папа, тоже водитель, его с детства с собой возит, так что Саня умеет такое!» Скромный Саня, от которого на стоянке и слова не услышишь, уверенно преодолевал все преграды, лишь изредка останавливаясь: «А может, хотите на фоне нашего снега сфотографироваться?» На фоне вот этих гор снега по крышу? В середине июля? Еще как хотим!

    Саша Мельников — учитель информатики в школе. Летом каникулы большие, многие учителя (особенно крепкие физруки, как Миша) подрабатывают проводниками. Не только потому, что дополнительный заработок никому еще не мешал, но и потому, что, как тот Север, в четырех стенах тоскуют. Им на простор надо, на природу! Саше 37 лет, красавица жена, двое детей, квартира в курортной Паратунке, где в горячих трубах течет геотермальная вода, о себе говорит: «Не, я никогда не повзрослею», утрамбовывая маринованную черемшу в баночку: «Теща делала, где вы в Беларуси такое попробуете?» Нигде, Саша.

    Или вот Сергей — это благодаря ему у меня есть фотографии, сделанные на вершине Авачинского вулкана, с белорусским флагом. Белорус Сергей тоже местный проводник — водит людей на вулкан. «Да я на Камчатке отдыхаю», — говорит он, прыгая с высокого берега в Быструю. Местные не решаются: на то она и Быстрая, что сносит, да еще в сезон высокой воды. Но у Сергея все рассчитано: здесь прыгаю, здесь понесет, а вот здесь за рафт ухвачусь — вылезу. Если что, Миша на подхвате: протянет весло. Сергей — альпинист, работает проводником на Эльбрусе и Казбеке, а летом вот приезжает на пару месяцев на Камчатку. В его понимание отдыха лежание на пляже не вписывается. «Горы — это наркотик, понимаешь?» — говорит мне. Нет, еще не понимаю. «Видно, что у меня на кепке белорусский герб?» — спрашивает у фотографирующего его мужа. Конечно, Серега, видно. Гребет дальше довольный. Мы сплавляемся на трех рафтах, на двух по два гребца, и только Серега один — крепкий и надежный, как трактор. Белорус.

    Настоящие мужики — лучшее, что есть на Камчатке.

    Инесса ПЛЕСКАЧЕВСКАЯ, собкор «СБ».

    Камчатка.

    Теги: 
    • {Нет тегов}

Комментарии (0)