Рубрика «Время «Ч» продолжается. Вместе с гомельчанами мы читаем книги, которые их больше всего впечатлили, повлияли на жизнь. И сегодня говорим о романе «Каласы пад сярпом тваім» Владимира Короткевича с актёром Гомельского городского молодёжного театра Андреем Бордухаевым-Орлом.
— Я с детства люблю Короткевича. Роман «Каласы пад сярпом тваім» прочёл в 17 лет. Так увлёкся, что отрывался только чтобы поесть и поспать. Ещё раньше, лет в 14, прочёл «Чорны замак Альшанскі», «Дзікае паляванне караля Стаха». Но именно после «Каласоў» сразу захотелось каких-то свершений. А ещё пойти на исторический факультет, изучать белорусское прошлое. После этого романа я окунулся в биографии Короткевича. Очень понравилась книга Адама Мальдиса. Они с Владимиром Семёновичем дружили, поэтому Мальдис очень точно смог передать характер своего героя, его мысли и чувства. Это очень впечатляет. После «Каласоў» я и стихи стал писать на белорусском. Если честно, книга помогла мне стать тем, кто я есть. Она меня во многом сделала как человека.
Этот роман был флагманом для нашего поколения. Когда я поступил в Белорусскую академию искусств, примерно 70% людей, с которыми я общался, его читали. И для всех он стал символом Беларуси, как и всё творчество Короткевича. Ведь тогда, в конце 80-х — начале 90-х, формировалось новое поколение белорусов, к молодёжи пришла сама мысль о том, что белорусский язык — это их язык, белорусская культура — это их культура. Мы тогда общались на языке Короткевича. Цитировали фразы из его книг, в том числе и из «Каласоў». Примеряли на себя обстоятельства романа, перекладывая их на то, что происходило с нами.
Мой преподаватель по сценической речи Илья Львович Курган был хорошо знаком с Владимиром Короткевичем. И очень часто рассказывал, как сам писатель относился к этой книге. Она была целью всей его жизни. Владимир Семёнович обычно носил свои рукописи в портфеле, с которым редко расставался. И когда они с Ильёй Львовичем встречались на улице, он похлопывал по этому портфелю и говорил: «Хлопцы, вось гэта хрэстаматыя! Гэта будзе ўсё!». К сожалению, вышли только две книги. А Короткевич задумывал написать гораздо больше. Но даже то, что он успел сделать, — большое наследие для всего белорусского народа. Потому что такой эпохальности, такого монументального раскрытия белорусского самосознания я больше нигде не встречал. Сразу становится понятно, что Беларусь — это не часть чего-то, а самостоятельная страна. Мы, как и русские, и англичане, можем гордиться своей историей. Потому что она у нас была.
Короткевич для белорусов сделал примерно то же, что Генрих Сенкевич для польского народа. Он сумел увлечь не одно поколение белорусской историей, осознанием того, что у нас всё есть и мы не задворки Европы.
— Вы сказали, что хотели связать свою жизнь с историей. А сейчас играете в театре…
— В 9 лет я попал в театральную студию при Дворце пионеров. И тогда у меня появилась мечта стать актёром. Был порыв поступать на исторический, но после 11 класса я поступил в Гомельский госуниверситет на филологический факультет. Проучился там один курс. Однако от судьбы не уйдёшь. И через год я всё равно поехал в Минск и поступил в Белорусскую государственную академию искусств на театральный факультет.
— Доводилось ли играть персонажей из произведений Владимира Короткевича?
— Никогда, к сожалению.
— А кого бы вы сыграли из этой книги?
— На роль главного героя уже не подхожу по возрасту. Но я бы с большим удовольствием сыграл «старога Загорскага-Вежу». Для меня это воплощение мудрости, уверенности в себе. Персонаж, на которого можно равняться. Мы все приходим к тому возрасту, в котором встречаем в книге Вежу. И хочется стать именно таким человеком… Если у меня это получится, я буду очень счастлив.
— Всё же как вы представляете главного героя?
— Вообще в «Каласах пад сярпом тваім» нет, на мой взгляд, персонажей, которые символизируют добро и зло. Они все неоднозначные. И Алеся Загорского невозможно представить без людей, которые его окружают. Это рассказ о том, как личность главного героя формируется и как это связано с другими людьми. Он постепенно становится с ними одним целым. Все его поступки вытекают из взаимоотношений. Себя я с главным героем ассоциировать не могу. Бывает, что читаешь книгу, скажем, о д’Артаньяне, и прям представляешь, что ты — это главный персонаж. Здесь такого нет. Вся книжка целиком — это ты. И все люди, и даже природа. Твоё отношение к жизни, скажем так.
— Доводилось слышать от опытных педагогов, что такие большие по объёму романы, как «Каласы пад сярпом тваім» или «Война и мир», подростки уже не в состоянии прочесть и осмыслить. Им в школьной программе нужно что-нибудь попроще.
— Получается, что нужно всё упростить, чтобы людей сделать проще? А смысл литературы и искусства в том, чтобы раздвинуть сознание, не загонять человека в рамки. Возвысить даже. Знаете, мне очень понравилась одна рецензия на творчество Бориса Акунина. Там была такая фраза: не бывает плохих жанров, бывает плохая литература. Акунин тоже такие книги пишет не тоненькие. И тем не менее произведения его нарасхват.
Кстати, «Каласы пад сярпом тваім» можно сравнить с «Войной и миром». Но «Война и мир» всё-таки читается тяжеловато, потому что там свое-образный язык, привязанный к эпохе. И роман Толстого можно спокойно разделить на три книги — в одной будет описываться война 1812 года, в другой — любовная тема, в третьей — гражданская. Сделать то же с «Каласамі пад сярпом тваім» не получится. Там невозможно что-то выбросить. Действие завязано, как цепочка. Водно целое соединены серьёзная философская идея и увлекательный сюжет. Говоря современным языком, «Каласы пад сярпом тваім» — это экшн.
Роман написан отличным языком. По нему даже можно учить белорусский, это такая школа! Он не закостеневший, а разговорный, и в то же время правильный, литературный. Что бы Короткевич ни описывал — деревенский быт или высшее общество белорусского дворянства — не создаётся впечатления, что это искусственно.
— А есть у вас предпочтения в современной литературе?
— Не могу сказать, что многое читал. Но то, что довелось прочесть, к сожалению, меня не впечатлило. Я понимаю, что жизнь меняется, в литературе нужны новые подходы и слова… Но часто у молодых авторов нахожу для меня что-то неудобоваримое. Приходится, например, пробираться сквозь лабиринты модернизма в языке. О тех же вещах можно сказать просто и понятно. На языке Короткевича, Гилевича. Даже Быков… Я очень хорошо отношусь к Быкову как писателю. Но вот его белорусский язык для меня тоже сложен. Тем не менее он правдив, честен. Хочется, чтобы так же правдивы и честны были современные авторы. Пока такого впечатления не возникает. Мало жизни, много игры с формой.
— В раннем детстве много читали?
— Я пришёл в первом классе в школьную библиотеку и попросил дать мне почитать какую-нибудь книгу. Мне дали, кажется, Маршака. Это была тоненькая книжечка, страниц десять. Я сказал: «Дайте что-нибудь потолще, это очень быстро прочту». Мне не поверили. Тогда я взял и прочёл эту книгу на глазах у библиотекаря. Уже ко второму классу сам ходил в хранилище и выбирал себе литературу. «Войну и мир» впервые прочёл в четвёртом классе. Я был записан в шести библиотеках города и читал всё подряд. Мог читать одновременно белорусские народные сказки и «Д’Артаньяна и трёх мушкетёров» Александра Дюма. У меня в школе на всех уроках под партой лежала книга. А в дневнике часто появлялась запись: «На уроках математики занимался чтением».
Комментарии (0)